Труд, Правда, Свобода - вот пути!
Лишь ими можно вперед идти!
Цени же разум Человек!
Достойно проживи свой век!
Автор
Итак, мы видим, что государственная собственность на средства производства не разрешает сама по себе классового конфликта, не избавляет трудящиеся массы от эксплуатации, но она, как вполне обоснованно говорит дальше Энгельс, “содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения. Это разрешение может состояться лишь в том случае, если общественная природа современных производительных сил будет признана на деле и, следовательно, способ производства, присвоения и обмена будет приведен в соответствие с общественным характером средств производства.” (К.М. и Ф.Э. т. 19, стр. 219-223)
А что значит привести способ производства, присвоения и обмена в соответствие с общественным характером средств производства? Это и значит так организовать государство и производство, чтобы распоряжалось им само общество, сами производители, или их представители, действующие в интересах масс, а не в интересах привилегированного меньшинства, не в интересах отдельной группы верховных руководителей, как было и прежде. И совершенно очевидно, что осуществлять такое управление можно лишь уравняв в экономических правах, т.е. в материальном положении, руководящие “верхи” с руководимыми “низами”. О необходимости создания такого государства, на такой экономической основе говорили, как мы видим, и Маркс, и Энгельс, и Ленин, требуя, чтобы все государственные чиновники и техники “всех сортов, видов и степеней” работали за плату рабочего.
Рассматривая вопрос о правильном использовании общественной собственности на средства производства, нельзя упускать из вида наличие в сфере общественных отношений и личной собственности. Величина последней, по сути дела, не лимитирована, она может включать в себя самые дорогие предметы роскоши, дома, ювелирные изделия, машины и т.п., аккумулируя в себе значительную часть овеществленного общественного труда. Так что неправильное распределение совместно производимых обществом благ способно привести к такому положению, при котором одни, т.е. фактически любой из группы верховных руководителей со всеми своими родственниками, домочадцами и нужными людьми (планирование-то в их руках), смогут пользоваться материальными ценностями, недоступными другим – простым труженикам, при всем их трудолюбии.
Общественные должности при этом могут стать как бы частной собственностью, позволяющей дополнительно увеличивать размеры личных накоплений, которые кстати могут принимать и вид денежных знаков. А деньги, как известно, обладают способностью быть капиталом. Для этого достаточно положить их в банк или в сберкассу, и они будут приносить доходы, давая возможность одним без труда эксплуатировать труд других. К тому же не только общественные должности, но и наличие всевозможных оплачиваемых титулов, званий, степеней позволяет обходить, так или иначе, закон “каждому по труду”. В результате в обществе могут образоваться привилегированные группы, интересы которых не совпадают с интересами рабочих, с интересами большинства трудящихся, и в конечном итоге с интересами общества в целом.
Поэтому именно для того, чтобы социализм не сделал обратного шага и не обратился в государственно-капиталистическую монополию, необходимо строго соблюдать такое распределение, при котором в первую очередь учитывались бы интересы большинства, а не некоторых отдельных членов общества. Однако может возникнуть вопрос. Не отразится ли пагубно на развитии производительных сил уравнивание в экономическом положении управляющих с управляемыми? Ведь именно от этого развития главным образом зависит улучшение благосостояние общества в целом и возможность наиболее полного удовлетворения каждого из его членов. Может быть, такое равенство противоречит известному принципу социализма “от каждого по способности – каждому по труду”?
При современном разделении труда в индустриальном производстве от руководителей-плановиков, как и от ученых-изобретателей, зависит очень многое. Труд одного из них способен порой давать больший результат, приносить обществу неизмеримо большие ценности, чем труд рядового исполнителя, при всем его старании. И по своему характеру их деятельность совсем иная, она зависит не столько от прилежания, сколько от способностей, знания, таланта, т.е. в значительно большей степени принимает характер творчества, тогда как простой исполнительский труд, даже при самой высокой квалификации работника, позволяет последнему лишь в очень ограниченной мере использовать личные духовные качества. С развитием техники исполнительский труд постепенно заменяется, а в дальнейшем еще быстрее будет заменяться машинами.
Чтобы разобраться в этом вопросе и расшифровать смысл формулы “каждому по труду”, необходимо иметь четкое представление о таком многогранном понятии, каким является понятие “труд”. Этим словом, с одной стороны, обозначается деятельность, направленная к достижению какой-нибудь цели, с другой стороны – результат такой деятельности. Очевидно, “труд”, по которому следует вознаграждать, должен представлять именно целенаправленную деятельность, а не результат ее. Так, скажем, если составление проекта требует Х часов работы, а реализация проекта в десять раз больше, то и платить за реализацию следует в 10 раз больше. Но проект может быть и не принят для реализации (в случае, когда над его составлением параллельно работали разные организации, а в научной практике это неизбежное явление). Можно ли на этом основании лишать платы тех, кто над ним работал как бы напрасно? Разумеется, нет.
Ведь индустриальное производство, несмотря на внутреннее разделение труда, является единым механизмом, который может успешно функционировать только при условии хорошей слаженности, при нормальной работе всех звеньев. В этом случае его можно сравнить с живым организмом человека, где невозможно усиленно питать мозг, не давая питания прочим органам. При таком ненормальном кормлении живой организм неизбежно заболеет. То же самое примерно происходит с социальным организмом, именуемым человеческим обществом.
Рассмотрим проблему и со стороны моральной. Вспомним слова одного из горьковских героев: “Если труд удовольствие – жизнь радость, если труд необходимость – жизнь рабство.” Ясно, что труд может быть удовольствием как раз в том случае, когда он максимально приближается по своему характеру к творчеству, т.е. к свободному поиску, к инициативе, к изобретению, к открытию новых путей. Однако если не бывает творчества без труда, то бывает труд почти без творчества. Именно таким трудом по большей мере является исполнительский труд. Он доставляет труженику отнюдь не удовольствие.
Такой труд есть простое повторение заданного, уже изобретенного, простое подражание, не свободный поиск, а слепое повиновение. И тем не менее он необходим. В современном производстве, где исполнительские виды труда еще только начинают заменяться машинами, и где такими видами работ еще вынуждено заниматься подавляющее большинство общества, без исполнительского труда не обойтись. С какой же стати именно тех членов общества, кого производственная практика и так не столько радует, сколько лишает удовольствий, заставлять еще и жить в худших материальных условиях?
Таким образом мы видим, что и с точки зрения экономической полезности, и тем более со стороны моральной, требование уравнивания управляющих и управляемых в материальном положении отвечает как интересам наибыстрейшего развития производительных сил, так и закону социализма “каждому по труду”. Разумеется, речь идет здесь не об уравниловке между старательными и нерадивыми работниками, между людьми, щедро отдающими все духовные и физические силы для увеличения общественного блага, и теми, кто стремится использовать эти силы в собственных корыстных интересах, порой в ущерб обществу.
Ведь и равное количество часов, проводимых работниками на производстве, еще не свидетельствует о равном количестве затраченного ими труда. Именно для учета этой разницы в полезном труде и должны существовать “надсмотрщики и бухгалтера”, которые призваны оценивать труд каждого в отдельности, принимая во внимание количество и годность продукции, степень вредности производства для здоровья, разрядность, квалификацию и другие факторы, влияющие на определение оплаты труженика.
Итак, разобрав, в чем состоит существо диктатуры пролетариата и в каких условиях она может осуществляться, рассмотрим еще одну ее важнейшую сторону, которая является органической составной частью этой диктатуры. Речь идет о пролетарской демократии. Прежде всего греческое слово “демократия” означает “народовластие”. В отличие от монархии это такая форма политического управления, в которой принимает непосредственное участие народ.
Однако в период классово-антагонистического развития общества участие народа в управлении всегда носило формальный характер, служило на деле диктатуре господствующего класса и практически неизбежно сводилось к поддержке последнего. Поэтому настоящей демократии как общенародной власти в этот период не существовало, а существовала лишь демократия рабовладельческая, феодальная или буржуазная. То есть это были формы управления, позволяющие господствующему меньшинству держать в повиновении и эксплуатировать подавляющее большинство народа.
В отличие от таких демократий, являвшихся формами диктатуры эксплуататоров, пролетарская демократия является той формой государственной власти, которая дает возможность трудящемуся большинству выражать свою волю, защищать свои интересы, с тем, чтобы навсегда покончить с эксплуатацией и построить бесклассовое общество. Следовательно, можно прямо сказать – вне пролетарской демократии невозможна и диктатура пролетариата.
В самом деле, ведь уничтожение частных хозяйств и свободной конкуренции еще не уничтожает современной структуры индустриального производства с его денежным обращением и внутренним движением капитала. Остается неизменной необходимость продолжать накопление средств для расширенного воспроизводства. И накопление это может происходить лишь благодаря удержанию части прибавочной стоимости (ценности), создаваемой трудом работающих. Кто-то неизбежно должен выполнять функцию удержания, распределения и накопления. И этим кем-то может быть только государственный аппарат, в лице его плановиков-руководителей. От того, станут ли они действовать в интересах пролетариата и производства или в своих собственных, зависит, будет ли система хозяйства подлинно социалистической или социалистической только по названию, а по существу эксплуататорской.
И заставить чиновников госаппарата действовать в интересах большинства производителей и производства, независимо от личной прямой выгоды, могут лишь сами рабочие путем постоянного наблюдения, контроля и участия во всех делах государственного руководства, при наличии полной свободы слова, дискуссий, собраний и митингов, при полной свободе средств информации от цензуры и власти верховных чиновников. Без наличия таких свобод, строжайшим образом проводимых в жизнь, пролетарская демократия наверняка превратится в бюрократию, т.е. в господство привилегированных чиновников, и на месте диктатуры пролетариата окажется диктатура олигархов-правителей.
К тому же это будет диктатура единомонопольная, в которой как экономическая власть (власть над управлением производства, власть над накоплением и распределением), так и политическая власть (власть над жизнью и смертью всех членов общества, над их трудом, творчеством, мыслью) попадет в одни и те же руки небольшой группы чиновников. Соединение экономической власти над промышленностью и политической власти над людьми в руках немногих лиц, а при культе личности даже в руках одного лица, сделает эту власть абсолютным самодержавием. Образно выражаясь, власть получит весь капитал, а капитал обретет всю власть.
Стоит ли говорить о том, что победа рабочего класса в пролетарской революции есть лишь первый шаг на пути к созданию государства диктатуры пролетариата, т. е. настоящего социализма. Если же победившие рабочие не проявят политической дальнозоркости и позволят руководящим чиновникам госаппарата под разными предлогами лишить себя завоеванных ими в борьбе прав (прав свободы слова, собраний, митингов, печати и т.д.), то вскоре они могут оказаться еще в худшем положении, в таком положении, когда от пролетарской демократии, как и от диктатуры пролетариата, останутся только вывески, а в действительности им придется иметь дело с диктатурой привилегированных чиновников, занявших место частных капиталистов. При этом прибавочная ценность, производимая трудом рабочих (о которой говорил Маркс) будет принудительно изыматься у них в значительно больших размерах и гораздо более суровыми средствами и методами, чем при наличии рынка и частной собственности на средства производства.
Ведь частные хозяева в своих отношениях с рабочими были в какой-то мере ограничены конкуренцией, рабочим законодательством, свободными профсоюзами и правом на забастовки. Возможность удерживать прибавочную стоимость не полностью зависела от произвола хозяев, и воля трудящихся (хотя и в ограниченной степени) могла все же проявляться при заключении рабочего договора. То есть рабочие, опираясь на силу профсоюзов, могли требовать определенной зарплаты и увеличения ее в зависимости от колебания рыночных цен. Пользуясь конкуренцией между хозяевами, они могли менять их и те, чтобы не остаться без рабочих, вынуждены были идти на известные уступки.
При бюрократизации же госаппарата вся власть оказывается у руководящих чиновников, свободных от всяких ограничений. Забастовки попросту запрещаются (нечего де рабочим бастовать против собственного правительства). Профессиональные союзы становятся придатками госаппарата, полностью контролируются и зависят от него. Рабочий всецело подчинен работодателю и прибавочная ценность может отниматься любыми средствами и в любых размерах.
Разумеется, руководящее привилегированное меньшинство будет отнимать прибавочную стоимость в значительно больших размерах, чем это делали не объединенные еще в единую монополию капиталисты частники. Во-первых, у них будет для этого больше возможности (в силу отсутствия конкуренции и полновластного контроля над всей рабочей силой), во-вторых, они постоянно будут нуждаться в наличии гигантских средств, чтобы содержать огромный аппарат насилия и подавлять сопротивление угнетаемого и эксплуатируемого большинства населения.
С этой целью они будут милитаризовать хозяйство страны и содержать многочисленную армию, оснащенную передовой техникой. Тем более, что создание такой армии и милитаризацию всегда легко оправдать необходимостью защиты отечества, национальных границ и, наконец, социальных завоеваний от посягательств со стороны других государств. Милитаризация экономики, в свою очередь, оправдает необходимость содержания мощного аппарата борьбы со “шпионами и саботажниками”, позволит ввести повсеместную политическую слежку и подчинить строгому контролю и руководству из центра все средства массовой информации. Словом будут созданы условия, при которых малейший протест низов, малейшая попытка критики существующих порядков и даже просто честное, объективное отражение действительности, не говоря уж о научном анализе ее, станут рассматриваться как государственная измена и саботаж и будут жестоко караться специальными органами бюрократического аппарата.
Таким образом, не трудно понять какую большую роль играет пролетарская демократия для существования диктатуры пролетариата, для дела освобождения труда, как от власти частного капитала, так и от власти чиновной олигархии. Завоевать и отстоять эту демократию могут лишь сами трудящиеся массы. Для этого они должны научиться мыслить самостоятельно, мыслить достаточно трезво и глубоко, чтобы быть в состоянии обличать демагогию и псевдоученое доктринерство тех, кто в силу собственного невежества или злого умысла извращает социальную науку, используя ее в интересах личной корысти. Неспособность осознать, против каких врагов и во имя какого социализма следует бороться, приносит рабочему движению огромный вред. Путаница в таких понятиях, как “диктатура”, “капитал”, “демократия” на руку тем, кто пытается использовать рабочее движение в собственных корыстных целях, кто сознательно уводит его с пути борьбы за хорошее настоящее и лучшее будущее.
Итак, исследуя структуру хозяйственных систем, в которых развивается современное производство, мы замечаем, что, с одной стороны, эксплуататорский строй вовсе не обязательно базируется на юридическом признании частной собственности на средства производства, а с другой стороны, формальное обобществление даже всех средств производства не обязательно еще ведет к ликвидации эксплуатации. К ликвидации ее ведет лишь такое обобществление средств производства, которое не только формально, но и фактически делает всех трудящихся хозяевами этих средств. Власть же привилегированного меньшинства над планированием производства, над распределением и накоплением - не ликвидирует, а лишь видоизменяет ее характер.
Известно, что эксплуатация принимает различные формы, в зависимости от тех производственных отношений, которые складывались в обществе между эксплуатируемыми и эксплуатирующими. В рабовладельческом и феодальном обществах эксплуатация основывалась на личной зависимости эксплуатируемых от эксплуататоров, в чиновно-бюрократическом же обществе, с государственной собственностью на средства производства, как и в частнокапиталистическом обществе, она основывается на экономической зависимости.
Только в обществе, управляемом непривилегированными, регулярно сменяемыми представителями народа, свободно избираемыми и проверяемыми массами, в условиях самой широкой, действенной демократии и хорошо налаженного самоуправления, можно полностью ликвидировать эксплуатацию, и лишь это общество, враждебное и чуждое всякому бюрократизму, может называться социалистическим. Итак, мы сталкиваемся с необходимостью дать определение такому понятию, как чиновно-бюрократическое общество с государственной собственностью над средствами производства. Формально оно не подходит под привычную категорию капиталистического, фактически же никак не вяжется с социализмом.
При этом, зная, в чем суть социализма, нетрудно убедиться в том, что определения, даваемые ныне многими социологами социализму, лишают его самого существенного. Они позволяют государственным чиновно-бюрократическим режимам с формально обобществленной собственностью на средства производства и с властью, фактически находящейся в руках привилегированных олигархов, прикрываться социализмом, а капиталистам частникам и их апологетам дают возможность клеветать на социализм, представляя его как наихудшую разновидность эксплуататорского строя, практически лишающего трудящиеся массы элементарных свобод и прав.
Между тем, каждому, кто хоть немного способен разбираться в современной политэкономии, ясно, что социализм – это такой общественный строй, при котором средствами производства, распределением продуктов общественного труда и накоплением общественного богатства распоряжаются сами производители, распоряжаются не на словах, а на деле. При этом осуществляется принцип “От каждого по способности, каждому по труду”. Социализм уничтожает таким образом социальное неравенство и классовый антагонизм. Он дает возможность быстро развивать производительные силы общества, кардинально улучшать жизнь простых тружеников и действенно решать общепланетарные проблемы.
И каждому, у кого достаточно ума, чтобы понять, что такое социализм, не менее очевидно и то, чем является чиновно-бюрократический строй с государственной собственностью на средства производства. Он является разновидностью современного монополистического капитализма, где место олигархов-частников занимают олигархи-чиновники. С капитализмом этот строй объединяет то, что фактически у власти находится привилегированное меньшинство. Такой общественный строй, как и строй частнособственнического капитализма порождает социальное неравенство и внутреннюю борьбу, которые неизбежно ведут его к гибели. Если же давать этому строю определение исходя из господствующей в нем формально обобществленной собственности на средства производства, то его с полным основанием можно назвать лжесоциалистическим.